Вы испытываете ностальгию по Советскому Союзу? Может быть, вам снится по ночам колбаса за два двадцать? Или вы тоскуете по романтическим вояжам всем институтом «на картошку» в дружественный подшефный колхоз? А может, у вас на глаза наворачиваются слёзы при слове «дефицит», и вы испытываете душевный трепет, вспоминая те фирменные джинсы, за которые отвалили пол зарплаты знакомому фарцовщику? Если хотя бы на один мой вопрос вы ответили положительно, значит, вам обязательно нужно идти на спектакль «HOMO SOVETICUS. Американская комедия & советская трагедия», генеральный прогон которого посетила Команда «ИМХО» 31 июля. Харьковская премьера спектакля состоится осенью в новом театральном сезоне. Его создатели пообещали сеанс массового исцеления от ностальгии по «совку». Лечить вас от этого недуга будет творческая группа талантливых людей: режиссёр Максим Голенко, исполнители главных ролей Вячеслав Гиндин и Ольга Жуковцова. А также ребята из харьковской группы SHKLO, которые не только создали звуковое и музыкальное оформление спектакля, но и сыграли в нём в эпизодических ролях. Продюсер проекта – Михаил Бондаренко, и это первый театральный спектакль, который продюсирует его компания «Ампулка».
А что делать тем, кто подобно мне, ни капли не жалеет о развалившемся «Союзе Нерушимом»? Таки тоже идти на спектакль, скажу я вам. Потому что эта история многогранна, и каждый найдёт в ней что-то своё, как нашла я. «Homo soveticus» поставлен по пьесе Виктора Шендеровича «Потерпевший Гольдинер». На харьковской премьере в октябре ожидается и сам драматург, который выйдет с артистами на поклон. Посмотрев спектакль, мне теперь тоже очень хочется побывать на этом событии, уже ради того, чтобы посмотреть на реакцию автора. Я не буду сейчас раскрывать все карты – а вдруг, чем черт не шутит, эта статья попадётся на глаза самому Шендеровичу, и я испорчу сюрприз. А сюрпризы обязательно будут. Но к этому я вернусь чуть позже, а сейчас мне бы хотелось поделиться впечатлениями от увиденного.
Мы сами создаём свою реальность. И то, что наполняет наш сегодняшний день, – это прямое следствие того, что происходит в нашей голове. Вульф Гольдинер дважды попытался изменить свою жизнь – первый раз, когда сменил своё имя, надеясь получить блага от советской системы. Второй раз – когда переехал жить на другой материк. Но как говорится, можно забрать человека из «совка», но невозможно извлечь «совок» из человека, если он сам этого не хочет. Обшарпанная мебель, убогий быт, унитаз как центральный предмет интерьера и символ процессов, которые происходят в сознании бывшего парторга харьковского завода «Тяжмаш». Гипсовый пионер – то ли память о советском детстве, то ли, как увиделось мне, вечное напоминание об утраченной связи с собственным младшим поколением – сыном и внуками. Не очень молодой и очень одинокий Вульф живёт в Америке, хотя с таким же успехом он мог бы жить на Марсе, настолько чужда ему окружающая действительность. Но кто-то там наверху любит раскладывать затейливый пасьянс человеческих судеб, и в один далеко не прекрасный день в жизнь бывшего парторга врывается, как ураган, молодая американка Джейн Уотсон. По странной иронии доли она тоже родом из Харькова. И даже больше – её отец до эмиграции был молодым специалистом на том же «Тяжмаше». А дальше… дальше, собственно говоря, и происходит эта история непростых взаимоотношений, рассказанная с искромётным юмором, мудрой печалью и даже лёгким эротическим подтекстом. Она о любви и милосердии, о прощении и о том, что «пути Господни неисповедимы». Это очень смешная и очень грустная, очень честная и искренняя история обо всех нас. О том, что любой духовный недуг можно вылечить только стремлением к взаимопониманию.
После показа состоялась пресс-конференция, на которой каждый мог задать интересующие его вопросы и поделиться своими впечатлениями с творческой группой спектакля. И конечно, я воспользовалась этой возможностью, чтобы читатели Журнала «ИМХО» смогли познакомиться с «Homo soveticus» поближе.
Так как действующие лица спектакля харьковчане, я всё ждала, когда же со сцены прозвучит сакральное харьковское «шо» или будет упомянут легендарный «тремпель», но не дождалась. Почему вы не задействовали харьковский колорит в постановке?
Михаил Бондаренко: Единственное, что мы принесли в театр, – это чисто-харьковское слово «ампулка». Так в Харькове называют стержень для шариковой ручки, и так же называется наш театр – «Ампулка». У Виктора Анатольевича Шендеровича не было ни «шо», ни «тремпеля», и мы тоже не стали добавлять в пьесу ничего подобного. Так случилось, что он совершенно случайно написал про Харьков, но это мог быть любой другой город. Спектакль будет жить по всей Украине. У нас есть планы проехаться ещё с ним по Прибалтике и посетить Израиль. И я не думаю, что стоит выпячивать именно харьковскую историю. Хотя я не исключаю, что всё же Харьков фигурирует в этой пьесе не случайно. Он был таким серым, «трэшевым» индустриальным городом с большими заводами и большим советским ужасом (улыбается – прим.ред.).
В спектакле прозвучали шутки, которые, мне кажется, Виктор Шендерович никак не мог написать, тем более пять лет назад, когда он создавал эту пьесу.
Вячеслав Гиндин: Понимаете, Виктор Анатольевич действительно писал пьесу пять лет назад, до всех этих страшных событий. И то, что звучало тогда остро и злободневно для России, сейчас в современных украинских реалиях будет звучать совсем невкусно. Я имею в виду шутки про Путина, Кобзона, например. Я не хочу про них шутить, я вообще не хочу упоминать имена этих людей со сцены, мне это невкусно. А вот сам текст пьесы очень сочный и вкусный. И раз автор разрешил нам его переделывать, почему бы и нет?
Вячеслав, а Вам не кажется, что эта история могла происходить в голове у вашего персонажа? Что не было никакой Джейн Уотсон, что это был плод воображения человека, которого терзали муки совести?
Вячеслав Гиндин: Спасибо, что вы это заметили, потому что, это очень интересная штука, и мы её проговаривали в процессе репетиций. Это называется «было – не было». Была ли эта девочка? Был ли он для этой девочки? Вот поймите меня правильно – мне не хочется ставить точки над «i», пусть это останется таким вопросом. Но это классно, если зритель, выходя после спектакля, будет об этом думать – мы поднимемся немножко таким образом над бытом. Потому что, если взять эту пьесу, то во многих театрах её играют абсолютно по-бытовому. Получается, что театр критикует «совок», играя по правилам бытового соцреалистичного театра – едят, пьют, разговаривают, ну разве что заседания парткома не устраивают. Поэтому то, что нам удалось, – это спасибо Максиму Голенко с его фантазией, который позволил нам, актёрам, экспериментировать на репетициях. И вот в результате получился этот отрыв от земли, от быта, от социума.
Почему-то создаётся впечатление, что стоящий на сцене унитаз – это некий пилон, вокруг которого вращается всё действо.
Ольга Жуковцова: Лично для меня это символ, куда надо отправить многие остатки того, что связано с советской жизнью и советским мышлением. У нас этот унитаз постоянно засоряется, мы туда что-то смываем – и хотелось бы, чтобы многие точно так же смыли всё то, что мешает им жить. У меня вот такая интерпретация, а зритель, возможно, придаст этому символу совсем иное значение.
Как долго шла подготовка спектакля?
Михаил Бондаренко: Весь процесс занял полгода – это мысли, составление с Максом (Максимом Голенко – прим.ред.) скелетов декораций по эскизам нашего художника Леси Головач, сбор творческой группы. Когда я понял, что хочу работать с Максимом, тут же отпали все вопросы, кто будет играть Гольдинера. Конечно же, наш замечательный Слава Гиндин, который, к тому же, много лет дружит с Шендеровичем. С героиней та же история – спасибо Максу огромное за то, что мы познакомились с Олей Жуковцовой. Она талант, она трудяга – человек мотается через день в Киев на съёмки «Слуги народа», успевает заскочить в Днепр к сыну и здесь выдержать по 6, а то и по 12 часов репетиций, – и всегда быть свежей и в прекрасном настроении. Мы коммерческий театр, мы не можем позволить себе сидеть, пока за нас платят коммунальные услуги, оплачивают гостиницу, дают зарплату. Я инвестирую в спектакль и не могу терять зря время. Так и должно быть – это нормальный современный подход. Если мы работаем хорошо, то зритель к нам идёт и покупает билеты. А есть масса государственных театров в нашей стране, где люди непонятно чем занимаются, получают за это зарплату, то есть живут на наши с вами налоги. Получается, что мы кормим бездарей. Мы сейчас пытаемся показать, что, ребята, мы справимся сами, без вас, только не мешайте.
Адресую вопрос участникам группы SHKLO – как возник театр в вашей творческой жизни?
Во-первых, у нас у всех театральное образование. Во-вторых, нам это интересно – быть частью этого творческого процесса, частью спектакля. Это тот момент, когда мы можем и быть в комфортных для нас условиях, и заниматься тем, что нам очень нравится. Это уже третья наша работа в театре – все они были очень разными и непохожими. Нам и самим хочется создать свой спектакль, но пока это всё в стадии идеи. Сейчас для нас всё же в приоритете музыка, а спектакли, возможность принимать в них участие – это такая отдушина. Хотя, на самом деле, свой спектакль сделать очень хочется, но пока нет такого, знаете, пинка. А ещё мы наблюдаем такую закономерность, общаясь в музыкальных и театральных кругах, – у театралов можно научиться работать. У них такая самоотдача и целеустремлённость в работе – это даже не «за идею», это нечто большее.
«За еду», – подаёт реплику Вячеслав Гиндин, и в ответ ему звучит дружный смех. Хотя всё бы было так смешно, если бы не было так грустно. Ведь в действительности я повсеместно наблюдаю картину, когда в наших украинских реалиях талантливые и неординарные творческие люди, которые могут и хотят что-то создавать, вынуждены творить «за идею». И всё же, мне хочется верить, что в Украине будет появляться всё больше и больше их – творцов новой формации и нового образа мышления. Главное, чтобы им не мешали, а они выведут, обязательно выведут культуру и искусство нашей с вами страны на новый качественный уровень, излечив её от рецидивов болезни под названием «совок», имхо.
Катрин Брайт
Фото: Виктор Высочин
